Большаков А.О. Представление о Двойнике в Египте Старого Царства

Одно из центральных мест во всяком мировоззрении, в том числе и в древнеегипетском, занимают представления о человеческой личности и о месте человека в мире, теснейшим образом связанные с представлениями о сущности этого мира. Поэтому изучение представлений о человеке, и в первую очередь основных категорий, в которых они выражались, является одной из насущнейших задач.

Важнейшей из категорий, характеризующих человека, был у египтян Ка (kA) - понятие, не имеющее аналогий в современных языках. Несмотря на то что проблемой Ка занимались многие крупные египтологи, до сих пор всё ещё не ясно, что же такое Ка - часть человека (что-то вроде души) или самостоятельное существо, какова его природа, где он обитает и каким образом он связан с человеком: иными словами, проблема всё ещё очень далека от разрешения.

1. Историография Ка

Существуют три основные трактовки Ка, к которым в большей или меньшей степени примыкают почти все исследователи. В середине прошлого века появилось несколько небольших работ, авторы которых впервые обратили внимание на термин kA. Все они представляют в настоящее время интерес лишь для истории науки, однако уже в 1878 г. была сформулирована концепция, до сих пор считающаяся одной из наиболее солидных. Автором её был Г. Масперо, высказавший свои основные положения на конгрессе востоковедов в Лионе. В 1879 г. П. Лепаж-Ренуф в своём докладе в Лондоне изложил точку зрения на проблему, сложив-шуюся независимо от Г. Масперо, но очень близкую к его мнению. Впоследствии Г. Масперо уточнял и развивал свою концепцию в работах 70-80-х годов. Она заключается в том, что Ка является точной копией человека, его двойником (double), вполне материальным, однако из субстанции 'менее плотной' (moins dence), чем он сам; воплощением Ка являются статуи. Г. Масперо был поддержан рядом египтологов и отстаивал своё мнение до конца жизни, о чём свидетельствует одна из последних eго статей.

Началом второго направления в изучении Ка послужила теория А. Эрмана. Он считал Ка некой жизненной силой (очевидно, нематериаль-ной), обладание которой отличает живое от неживого. Мнение это было высказано мимоходом, похоже, что А. Эрман не слишком интересовался проблемой.

Г. Штайндорф, выступая против Г. Масперо, дал ещё одно определение Ка. По Штайндорфу, Ка является гением - защитником человека (Genius, Schutzgeist), не имеющим отношения к гробничным статуям и изображениям. Однако эта аналогия с представлениями древних римлян выглядит как явная натяжка, а материалы, использованные исследователем, были гораздо менее значительными, чем у Г. Масперо, который подверг эту концепцию уничтожающей критике. Тем не менее она оказалась довольно живучей и имеет приверженцев и сейчас.

Тремя указанными именами - Г. Масперо, А. Эрмана и Г. Штайндорфа - ограничивается круг первичных исследователей проблемы. Их большая эрудиция и опыт не могут не привлекать внимания к этим теориям, давно устаревшим, но имеющим рациональное зерно. Однако у всех них есть общая черта, которая и предопределила в конечном счете их неуспех - невнимание к специфике египетских категорий. И 'менее плотная субстанция' Г. Масперо, и 'жизненная сила' А. Эрмана, и 'дух-защитник' Г. Штайндорфа - понятия, которые явно отсутствовали у самих египтян. К сожалению, продолжатели первых исследователей не учли этой методологической ошибки и пользовались словами столь же легко и некритично.

Вслед за Г. Масперо шли Э. Навилль, Ф. Вире, А. Видеман, Г. Жекье; концепция А. Эрмана была поддержана А. Сотта, Ж. Вандье, 3. Моренцем. Мнения, сходные с Г. Штайндорфом, высказывали Г. Дж. Брэстед и особенно Г. Кеес. Последний, видя недостатки старой теории, сильно модернизировал её, сделав только более запутанной и непонятной. Уступая в стройности прежним концепциям, концепция Г. Кееса оказалась широко распространённой благодаря тому, что была изложена в классических, неоднократно переиздававшихся работах. Тенденция к эклектике, наметившаяся у Г. Кееса, продолжалась и нашла отражение в точке зрения Г. Боннэ, пытавшегося объединить в понятии Ка и жизненную силу, и Двойника; в настоящее время эта тенденция ярко проявляется, например, в совершенно расплывчатой точке зрения X. Альтенмюллера, у которого Ка оказывается и 'защищающей силой', и 'жизненной силой', и 'духом-защитником', и 'элементом живого', оставаясь фактически неопределённым.

Как реакция на несовершенство трёх первоначальных теорий Ка уже очень рано начали появляться новые гипотезы, авторы которых стали широко, но, к сожалению, всё так же некритически привлекать неегипетские, этнографические материалы. Появился целый ряд работ, некоторые из них очень фантастичны. Так, А. Морэ понимал Ка как египетский вариант маны. Известный теоретик и историк религии Г. ван дер Леув, включившись в дискуссию, выдвинул определение Ка как 'внешней души' человека; того же мнения придерживался и Н. Томас.

Нельзя не отметить также ряд правильных и интересных наблюдений, сделанных другими исследователями. Так, В. фон Биссинг обратил внимание на связь Ка и пищи, Г. Якобзон связывал Ка с половой силой царя, а Г. Франкфорт отождествлял его с плацентой царя. К сожалению, абсолютизирование этих правильно замеченных отдельных черт Ка приводило к неправильному пониманию Ка как целого. Интересную возможность перевода Ка как 'индивидуальность', 'личность', который, как мы покажем, действительно отражает один из аспектов Ка, предло-жил А. X. Гардинер, однако для него было естественным понимать Ка как 'дух'. Невероятный разнобой свидетельствует о том, что авторы этих теорий если и замечают правильно отдельные стороны проблемы, то дальше этого не идут. Несомненно, однако, что во всех этих работах есть чрезвычайно важные наблюдения, от которых мы никак не можем отмахнуться, ссылаясь на несовершенство самих теорий. Имеются, правда, и совершенно фантастические и бесполезные теории, пальму первенства среди которых можно отдать, пожалуй, принадлежащей С. Мерсеру.

Последние работы, посвященные Ка, появились в 50-е годы. Они подводят итог предшествующим исследованиям, но ничего нового не дают. Более 20 лет работ специально о Ка не выходит. Очевидно, проблема стала выглядеть 'бесперспективной' из-за её сложности. Когда же о Ка прихо-дится говорить, авторы предпочитают обходить острые углы. Так поступил недавно П. Каплони, который в статье для 'Лексикона египтологии' вообще не дал никакого определения Ка, что попросту противоречит самой идее и направленности 'Лексикона'.

2. Выбор источников

Даже этот вынужденно краткий и далеко не полный обзор показывает, насколько проблема Ка не понята современной наукой. Одна из причин этого заключается в том, что большинство исследователей пользуются наиболее эффективными, но одновременно и наиболее сложными памятниками - памятниками царского заупокойного культа. Если речь идёт о Старом царстве, то это прежде всего 'Тексты пирамид'. В 'Текстах пирамид' действительно, видимо, можно найти ответ практически на любой вопрос по мировоззрению этой эпохи, однако до сих пор во многом остаются загадочными их язык, структура, внутренняя логика, хронологическая последовательность отдельных частей - всё то, без чего пользоваться ими как источником примерно то же самое, что браться за задачи высшей математики, не зная арифметики.

Анализ 'Текстов пирамид' в высшей степени осложняется и тем, что нам совершенно непонятна связь используемых в них категорий с реаль-ностью, ибо категории эти используются в них как нечто данное. 'Тексты пирамид' представляют собой целый мир, живущий по своим законам, и, начиная исследование, не зная этих законов, мы вынуждены замыкаться в этом мире, не имея выхода в тот реальный мир, где жил древний египтянин, где мы можем ухватиться за что-либо реальное и пользоваться им как точкой отсчета. Говоря другими словами, следует каким-то образом связать интересующую нас категорию Ка с практической деятельностью египтян. Поскольку речь в любом случае идёт о памятниках заупокойного характера (других у нас просто нет), эта практика является практикой заупокойного культа. В своё время М. Э. Матье подчеркивала связь 'Текстов пирамид' с ритуалами, однако её идея осталась без развития, и именно в силу оторванности 'Текстов' от реальной жизни египтян. Очевидно, на настоящем этапе следует отказаться от анализа 'Текстов пирамид' и заняться памятниками, в которых связь с культовой практикой проявляется более явственно.

Существует огромное количество таких памятников - это гробницы знати, окружающие царские пирамиды, а во второй половине Старого царства образующие крупные некрополи и в провинции. Количество связных текстов в этих гробницах невелико, и они сводятся почти исключительно к очень стандартным заупокойным формулам и автобиографиям. Зато стены культовых помещений гробниц покрыты рельефами, изображающими практически все стороны жизни Египта. Эти рельефы являются важнейшим источником для изучения хозяйственной и социальной жизни, нравов и быта, однако самостоятельным источником по мировоззрению они до сих пор не стали и привлекаются к исследованиям в этой области лишь как дополнительный материал. Однако, поскольку в гробницах Старого царства были только совершенно реалистические по содержанию изображения, без какой-либо фантастики, их смысл и назначение выявляются достаточно однозначно; можно связать их и с определенными ритуалами, совершавшимися в гробнице. К тому же, поскольку представления о 'загробной жизни' знати, отразившиеся в этих изображениях, гораздо проще и реалистичнее представлений о царе, категория Ка в частных памятниках находится в гораздо более простом контексте, что облегчает работу по её интерпретации.

3. Психология восприятия и возникновение категории Ка

Несомненно, что настенные изображения являются не просто украшением гробниц, что они каким-то образом, в рамках представлений египтян, служат умершему в его 'загробной жизни'. В связи с этим их функциональным назначением все изображения в гробнице образуют строго организованную единую систему, 'работа' которой направлена на обеспечение покойного едой и питьём и прочими благами. Для того чтобы он мог этими благами пользоваться, на западной стене часовни делалась ложная дверь - изображение двери, через которую он должен выходить в часовню.

Здесь естественно возникают вопросы: 1) где, по мнению египтян, живёт и каким образом выходит в часовню умерший и 2) каким образом мёртвые изображения могут обеспечивать ему хоть и призрачную, загробную, но все-таки жизнь? Ответов на эти вопросы до сих пор нет, так как никто, кажется, и не пытался задать их себе, хотя ответить на них - значит понять суть староегипетской концепции человека. Когда же возникает необходимость как-то объяснять эти сложные моменты, как правило, говорят, что в силу крайней противоречивости египетских представлений в них сочеталась мысль о том, что мёртвый живёт в мире мёртвых, на Западе, и о том, что он выходит оттуда к изображениям, оживляемым магическими действиями. Однако эти объяснения по существу ничего не объясняют. Постараемся на наших материалах показать, а затем дать свой ответ на поставленные вопросы.

1. Огромное количество текстов недвусмысленно называет местом 'загробной жизни' человека (не царя) Запад. Естественно будет предположить, что Запад - это некая страна мертвых, находящаяся где-то на западе, где умирает солнце. По-видимому, такое представление действительно могло существовать на очень раннем этапе, результатом чего и является ориентация культовых помещений по оси восток - запад, расположение ложной двери на западной стене и т. д. Если это представление существовало и в период, которым мы занимаемся, ответ на наш вопрос будет очень простым: за ложной дверью находится Запад, где умерший живёт и откуда выходит через ложную дверь принимать жертвы.

Однако, если мы рассмотрим планировку гробниц, то найдем особенности, которые опровергают такое предположение. Действительно, Запад может находиться западнее ложной двери лишь в том случае, если за ней нет других помещений, куда может зайти посетитель гробницы, т. е. нет ничего от мира живых. Но в мастабе Mrr-w(j)-kA(.j) за ложной дверью в камере А-11 находится камера А-8, открытая для посетителей. Точно так же за ложной дверью в камере 7 мастабы xnt(j)-kA(.j)/Jxxj находится кладовая 10, за ложной дверью в камере 7 мастабы царицы Nb.t располагается камера 1 царицы xnw.t. Таким образом, западнее ложной двери находится не мир мёртвых, а часть мира живых. Создаётся впечатление, что Запад - понятие, не связанное с географическим западом, тем более что в некоторых мастабах встречается расположение ложной двери не на западной стене. Разумеется, такое расположение ложных дверей связано с невозможностью поместить их на западе по чисто техническим причинам, однако сама возможность отказа от традиционного размещения весьма красноречива.

Гораздо более интересны свидетельства провинциальных скальных гробниц, которые совершенно недвусмысленно говорят, что Запад не является каким-то 'миром' и не имеет географической привязки. Если при строительстве мастаб можно было выдержать строгую ориентацию по странам света, то в скальных гробницах это было зачастую нереально. Их расположение и ориентация определялись в первую очередь ориентацией обрыва скал, пригодного для их высечения. Если обрыв параллелен Нилу, гробницу можно было сориентировать по столичному образцу (например, Pjpj-anx(.w) Hr(j)-jb в Меире 29, TAwtj в Каср эс-Сайад. Однако многие гробницы высекали в скалах, расположенных под углом к Нилу, так что традиционная ориентация была невозможна, а из-гибы обрыва приводили к тому, что оси соседних гробниц могли быть перпендикулярны, а гробницы --- wHm/WHmj и Spss-kA.w(.j) в Завийа эль-Майитин расположены даже друг против друга и обращены друг к другу входами. Традиционное расположение ложной двери на западе в таких случаях старались сохранить, даже если вход в часовню был и не на востоке, как того требовал столичный образец (например, Hm(w)-rA(w) в Дейр эль-Гебрави.

Наиболее интересным при этом оказывается случай, когда и вход в часовню, и ложная дверь находятся на западе. Такие гробницы есть в Шейх Сайде - ttj-Anh(.w), Mr(j)-w(j)/Bbj, Wjw/Jjw, Mr(j)-w(j) и xnn.t, безымянная гробница № 6, в Завийа эль-Майитин - MA(j), Jbw, xttj, h(w).t-Hr(w)-m-HA.t, другой MAj, N(j)-anb-pjpj, в Косейр эль-Амарна - Pjpj-anh(.w), xw(j)-n(.j)-wH; в эль-Хававшн - Mnw-anh(.w). За ложной дверью оказывается не какой-то мир мёртвых, а нильская долина, самый что ни на есть мир живых, и находится он лишь за тонкой стеной.

Однако ложная дверь не обязательно должна была находиться на западной стене, в ряде гробниц ложные двери есть помимо западной и на других стенах. Наиболее удивительный случай - гробница Hnkw/J---f в Дейр эль-Гебрави, где ложные двери есть на всех четырёх стенах. Наконец, существуют гробницы, где ложные двери находятся не на западной, а на других стенах. Мне известны два таких случая - Htp-nb(w.j) и Mr.wt в Дейр эль-Гебрави. Это тем более примечательно, что в обоих случаях западная стена вообще не покрыта изображениями.

Таким образом, несомненно, что западнее ложной двери этого Запада нет. Следовательно, в период, которым мы занимаемся, представления о Западе были оторваны от географического понятия запада. Теперь мы можем перейти ко второму поставленному вопросу.

2. Если мы предполагаем, что, по представлениям египтян, гробничные изображения были живыми, возникает противоречие: с одной стороны, изображения должны быть живыми, а с другой стороны,- и это легко проверить - они мертвы. Прекрасной иллюстрацией того, что египтяне понимали, что изображения всего лишь холодный камень, но в то же время видели в них какую-то жизнь, является практика уничтожения изображений в гробницах с целью погубить умершего на том свете: поскольку эта практика существовала, 'загробная жизнь' действительно как-то связывалась с изображениями, но во время работы по их уничтожению нельзя было не убедиться, что они мертвы. Принято ссылаться на некую 'детскость' сознания древнего человека: дескать, как ребёнок боится страшной картинки, словно она живая, так и древний человек боялся изображений чего-либо опасного для него; как ребёнок привносит жизнь мёртвое для взрослого изображение, так же якобы делал и человек, чьё сознание стояло на ступень ниже нашего современного, 'взрослого' сознания. Однако всё-таки нельзя забывать, что древнего египтянина, даже имевшего иное по сравнению с нашим сознание, нельзя сравнивать с ребенком - он имел достаточный жизненный опыт, чтобы отличить мёртвое от живого; во всяком случае, в своём мире он ориентировался не хуже, чем мы в своём.

Таким образом, противоречие, к которому мы пришли, является неразрешимым; таким же неразрешимым было бы оно и для древнего египтянина, если бы его поставить перед необходимостью разрешить такую проблему. Остаётся предположить, что одно из двух противоречащих положений - изображения живы или изображения мертвы - вообще не существовало в представлениях египтян, и тем самым снять противоречие. Несомненно, что ошибочно первое предположение. Действительно, то, что изображения мертвы, подтверждается практикой, безразлично, современной или древней, и здесь никаких сомнений быть не может; то же, что изображения живы,- плод нашей интерпретации представлений пятитысячелетней давности, которая, разумеется, вполне может быть ошибочной. Однако всё-таки несомненно, что 'загробную жизнь' египтяне каким-то образом ставили в зависимость от гробничных изображений (в противном случае невозможно объяснить, зачем их делали), хотя сами они живыми не считались. Таким образом, изображения являлись сред-ством обеспечения 'загробной жизни', тем самым 'механизмом', который египтяне целенаправленно создавали, чтобы жить вечно.

Мы показали, что аргументированных ответов на оба поставленных вопроса до сих пор не существует. Казалось бы, проблема стала только более запутанной. Однако это не так. Две надписи позднего Старого царства, отразившие отношение египтян к изображениям, подводят нас непосредственно к искомым ответам. Надписи эти недавно были трактованы О. Д. Берлевым, который показал их огромное значение, что позволяет привести здесь лишь краткое изложение его выводов, необходимых для продолжения нашей работы.

В конце Старого царства в гробницах появляются надписи, в которых хозяева утверждают, что полностью оплатили труд мастеров, работавших в гробнице. Назначение этих надписей понятно - хозяева гробниц, опасаясь возможности их узурпации в будущем, надеялись таким образом утвердить своё право на них как на законную собственность. Авторы двух надписей, о которых идёт речь, развивая эту мысль, отошли от стереотипа в построении текста и тем самым объяснили достаточно однозначно свои представления о 'загробной жизни'.

Первая надпись находится возле изображения заупокойного жреца Xnm.tj на притолоке из гробницы некоего JAr.tj в Саккаре. Надпись эта вложена в уста Xnm.tj, приносящего хозяину заупокойную жертву, и звучит следующим образом (перевод О. Д. Берлева): 'Что касается документа на право собственности (= купчей), то заупокойный жрец, Xnm.tj, говорит он: 'Назначил меня владыка мой заупокойным жрецом. И сотворил он дверь эту за вознаграждение (в виде) одной набедренной повязки малой, так что я вышел из неё (т. е. двери), чтобы служить заупокойным жрецом"'. Документом на право собственности является в данном случае сама рассматриваемая надпись. Ключом для её понимания оказывается слово 'дверь' (sbA). Поскольку 'дверь' эта сделана специаль-но для того, чтобы из неё выходил Xnm.tj и никто другой, это не может быть ни вход в часовню, предназначавшийся для всех посетителей, та ложная дверь, служившая только хозяину, JAr.tj, тем более что цена (малая набедренная повязка) оказывается слишком незначительной для сооружений такого рода. В таком случае 'дверью' может быть только изображение Xnm.tj. Изображение человека, таким образом, воспри-нимается как 'дверь', из которой выходит он сам.

Ситуация, описанная в надписи, оказывается следующей. JAr.tj зака-зал плиту с изображением служащего ему Xnm.tj и оплатил труд мастера по его изготовлению (малая набедренная повязка оказывается ценой лишь одной маленькой фигурки, а не всего памятника). Однако факт исполь-зования слова 'дверь' по отношению к изображению означает, что JAr.tj покупал не просто изображение, а самого жреца Xnm.tj в том виде, в каком он 'выходит' из этой 'двери'. Вышедший из изображения - 'две-ри' Xnm.tj должен совершать для JAr.tj заупокойную службу, т. е. обес-печивать ему 'загробную жизнь'. С этой целью и заказывал изображение и платил за него JAr.tj.

Разумеется, всё, что мы знаем о практике назначения заупокойных жрецов, говорит о том, что покупка жреца является фикцией и при жизни он собственностью JAr.tj не был. JAr.tj покупал, конечно же, не самого жреца, а то его проявление, которое будет жить в гробнице благодаря изображению и совершать заупокойную службу вечно, пока существует изображение (а пока Xnm.tj был жив, он, не будучи собственностью JAr.tj, сам совершал службы).

Второй интересующий нас памятник - ложная дверь Jt(w)-xAxA, находящаяся в Каирском музее (? 56 994), на притолоке и косяках ко-торой расположены надписи. Надпись на притолоке звучит следующим образом (перевод О. Д. Берлева): 'Сделал я это (= ложную дверь) для того, чтобы быть почтенным у владыки моего, заставив славить для меня бога (= благодарить меня) мастерство (= мастеров), творящее некро-поль за вознаграждение соответствующее'. Надписи на косяках являются пояснениями к изображенным здесь же людям, занятым приготов-лением хлеба и пива, подносящим хозяину продукты и одежды, и гласят (перевод О. Д. Берлева): 'Купленные люди (мои), что от особы (моей) (= собственные мои), я достал их за вознаграждение (= купил), запе-чатанными (= имена которых - в списке запечатанном) в грамоте, под-лежащей запечатыванию, что от x.t, с тем, чтобы они приносили мне жертвы в некрополе. Заупокойные жрецы и заупокойные жрицы'.

В надписях этих Jt(w)-xAxA сообщает, конечно, что он купил изображе-ния людей, а не их самих, т. е. в конечном счете, как мы знаем теперь из надписи JAr.tj, он купил то живое, что стоит за изображениями и 'выхо-дит' из них. Ведь сперва на притолоке он заявляет, что заплатил масте-рам цену изготовленного памятника, а затем на косяках доказывает право собственности - естественно, не на самих людей, а на их изображения, к которым относятся эти надписи. Как и в надписи JAr.tj, подчёркивает-ся, что изображения покупаются для того, чтобы служить умершему.

Теперь становится в общих чертах понятно, как египтянин Старого царства представлял себе 'загробный мир'. Jt(w)-xAxA недвусмысленно заявляет, что платил мастерам, 'творящим Xr(j).t-nTr'. Можно понимать это слово буквально, как обозначение кладбища, и смысл на первый взгляд будет вполне удовлетворительным - плата кладбищенским ма-стерам; однако речь идёт не вообще о мастерах, работающих на кладбище, а о тех, кто непосредственно был занят изготовлением данного изображе-ния. Очевидно, здесь слово Xr(j).t-nTr употреблено в том значении, которое авторы берлинского словаря предлагают понимать как 'загробный мир' (Wb, II, 394, 11-13). Но если мастера, создавая изображения, тем самым 'творят Xr(j).t-nTr', этот 'загробный мир' оказывается миром изображений или миром, который теснейшим образом с изображениями связан.

Теперь, изложив выводы О. Д. Берлева, мы можем продолжать наше исследование. Полной аналогией Xr(j).t-nTr является и основное старо-египетское обозначение загробного мира - Запад (jmn.t). Jmn.t, точно так же как и Xr(j).t-nTr, может относиться и к кладбищу, вполне земному, реальному месту, и к воображаемому загробного мира (Wb, 1,86, 8-9). Становится ясно, почему одно и то же слово, будь то jmn.t или Xr(j).t-nTr, обозначает и кладбище, часть мира живых, и 'мир мёртвых',- этот 'мир мёртвых' помещался в гробнице, тем самым перекрываясь частично миром живых. По существу слова jmn.t и Xr(j).t-nTr даже не двузначны - про-сто они обозначают место, принадлежащее двум мирам одновременно, и поэтому в каждом отдельном случае на передний план выступает либо один, либо другой аспект этого места.

Таким образом, 'загробный мир' связан с гробничными изображения-ми, но не сводится к ним. Как же мёртвые изображения могут содержать в себе реальность изображенного? Как обеспечивают этой реальности воз-можность 'выходить' из изображения? Гробничные рельефы четко отве-чают на этот вопрос. Практически всегда (за отдельными исключениями) композиция на стене состоит из двух основных частей: расположенных поясами изображений различных работ, происходящих в хозяйстве вель-можи, и его собственного, обращенного к ним изображения, занимающего высоту всех или почти всех поясов и тем самым объединяющего все сцены воедино. Изображение хозяина всегда статично; за исключением тех слу-чаев, когда он изображен за трапезой, он просто неподвижно стоит или сидит: Практически всегда изображение его сопровождается его титулами и именем, расположенными над ним. В общем и целом никаких других надписей не, требовалось, однако очень часто они всё-таки имеются. Они представляют собой вертикальный столбец, идущий между изображением хозяина и всеми остальными сценами; титулы хозяина следует при этом понимать как продолжение этих надписей (существуют, кажется, только две подобные надписи, не сопровождающиеся титулами, обе в одной гробнице). Эти надписи являются названием всей композиции на стене и всегда строятся по стандартному образцу, что позволяет назвать их фор-мулами: слово mAA ('смотрение') + описание объекта смотрения (сцен, находящихся перед хозяином) + описание субъекта смотрения (титулы и имя хозяина). Например: 'Смотрение (на) жертвы pXr.t, доставляемые селениями его собственными для "возглашения" (= для заупокойной жертвы) каждый день... (следуют титулы) sAbw' (МАЕ, р. 144); 'Смотре-ние (на) жертвы nD.t-Hr, доставляемые из дворов (т. е. подразделений хозяйства) его, селений его Верховья и Низовья... (следуют титулы) Spss-ptH'; 'Смотрение (на) пахоту, трёпку льна, жатву... (следуют титулы) KA(.j)-m-nfr.t' (МАЕ, р. 246) и т. д. Единственное известное мне отклонение от такого построения 'формул смотрения' (назовём их так) - надпись в гробнице царицы Mr(j)-s(j)-anh(.w) III, сопровождающая изоб-ражение царицы и её матери, плывущих в лодке: 'Они смотрят на всякое добро,, которое в болотах...', однако это отличие чисто формальное, а не смысловое.

'Формулы смотрения' показывают, что пассивность хозяина в подоб-ных сценах только кажущаяся, что на самом деле он совершает действие, которое настолько важно, что именно оно дает название всей композиции. Действие это - 'смотрение'. Необходимо было подчеркнуть, что хозяин именно смотрит на всё изображенное перед ним. Что же стоит за этим 'смо-трением'?

К счастью, мы можем поставить здесь знак равенства, хотя бы прибли-зительного, между собственным восприятием и восприятием древнего египтянина. Постараемся доказать это парадоксальное на первый взгляд утверждение. На стенах гробниц изображается только то, что умерший видел при жизни, чем он владел,- его хозяйство (то, что можно было бы сфотографировать, имей египтяне представление о фотографии), но никогда что-либо фантастическое.

В наше время практически каждый хранит фотографии близких людей, дорогих ему мест, важных событий в его жизни и т. д.; до изобретения фо-тографии её роль выполняли портреты, миниатюры и т. д. Функция всех этих изображений одинакова - напоминать о людях и событиях. Наша память такова, что, хотя она и способна к непроизвольному вопроизведению того, что было однажды в неё заложено, 'такое воспроизведение не совершается 'само собой", 'без толчка". Толчком к непроизвольному воспроизведению бывают восприятия предметов, представления, мысли, вызванные в свою очередь определенными воздействиями', т. е. любое напоминание может быть толчком к воспроизведению заложенного в па-мять. Если же напоминание является направленным, то и направленность воспроизведения оказывается гораздо более однозначной. Таким направ-ленным напоминанием и являются для нас фотографии, для этого мы их и храним. При взгляде на фотографию воспоминание становится отчетли-вее, вместо смутного образа возникает яркая картина минувшего. Фото-графия напоминает массу деталей, которые хранятся в глубинах памяти, но без внешнего толчка наверх не всплывают; она может навести и на мысль о совершенно забытом, казалось бы, событии, о котором минуту назад человек и не думал. Более того, толчок, напоминание вызывает массу ассоциаций, которые развиваются совершенно бессознательно и бесконтрольно и порождают другие образы, непосредственного отношения к изображенному уже не имеющие. 'События и лица, зарегистровываясь в памяти, образуют такую же неразрывную группу или ассоциацию, как заученные стихи, и такая группа может воспроизводиться намеком на любое из ее звеньев'. Фотография, изображение является очень сущест-венным 'звеном', которое влечет за собой всю 'цепь' воспоминаний. В ре-зультате в памяти человека оживает целый фрагмент его жизни.

Рис. 1. Механизм возникновения категории Ка. I. Возникновение зрительного обра-за. II. Возникновение зрительного образа, опосредованного памятью 1 - объект; 2 - восприятие зрительными рецепторами; 3 - обработка информации мозгом; 4 - зрительный образ объекта; 5 - переход образа в долговременную память; 6 - бессознательное хранение образа в памяти; 7 - изображение объекта; 8 - вос-приятие зрительными рецепторами; 9 - обработка информации мозгом; 10 - зритель-ный образ изображения объекта; 11 - толчок-напоминание; 12 - извлечение из па-мяти несколько искаженного образа объекта; 13 - сопоставление образа объекта с образом изображения объекта, его корректирование; 14 - включение ассоциативных связей; 15 - возникновение уточнённого образа объекта (15 = 4)

У нас нет никаких оснований полагать, что психика древнего человека на том этапе её развития, который представлен древним египтянином, была устроена как-то иначе. Несомненно, что его не мог не поражать такой феномен памяти, не осознававшийся, разумеется, как феномен имен-но памяти. Чувствуя, что изображённое вспоминается яснее, 'оживает' в памяти, мы прекрасно понимаем, что 'оживление' это происходит именно и только в сознании, что такое ощущение субъективно; древний человек в силу отличия его исторического опыта этого не сознавал и оценивал это явление иначе. Говоря иными словами, в выражении 'изображенное ожи-вает в памяти' мы подчеркиваем в памяти, египтянин же подчеркивал бы оживает.

Рассмотрим подробнее процесс возникновения зрительного образа. В мозгу могут возникать два типа образов: материал для первых даёт не-посредственное восприятие органами чувств, для вторых - память (т. е. это восприятия, опосредованные памятью). (Разумеется, возможно объе-динение содержащихся в памяти реальных образов в фантастические, однако это нас сейчас не интересует.) (см. рис. 1).

Первый процесс протекает следующим образом. Объект (1) воспри-нимается зрительными рецепторами (2), и полученная информация обра-батывается мозгом (3), в результате чего возникает зрительный образ объекта (4). (Такое разделение, конечно, является упрощением - ана-лиз информации начинается уже в момент её восприятия глазом, в самом глазу.) Указанные стадии являются также и начальным этапом второго процесса, в котором полученный образ затем переводится в долговремен-ную память (5), где хранится (бессознательно) на протяжении некоторого времени (6). Через это некоторое время человек сталкивается с изображе-нием объекта (7). Оно воспринимается зрительными рецепторами (8), по-лученная информация обрабатывается мозгом (9), в результате чего воз-никает зрительный образ изображения объекта (10). Этот образ служит толчком-напоминанием (11) для памяти, из которой извлекается образ объекта, несколько искаженный в силу неизбежного забывания (12). Зрительный образ изображения объекта (10) корректирует этот извлечен-ный из памяти образ (именно поэтому очень часто, посмотрев на фотогра-фию, мы с удивлением вспоминаем очень многое, казалось бы, совершенно забытое), инициирует память (13), а включающиеся ассоциативные связи дают дополнительную информацию, каким-либо образом связанную с объектом (14), в результате чего возникает уточнённый образ объек-та (15).

Для того чтобы можно было нарисовать такую картину, потребовалось, чтобы психология, физиология, философия прошли весь долгий путь своего развития, древний же человек обо всем этом представления не имел, более того, его чувства свидетельствовали как будто прямо о противопо-ложном. Действительно, субъективно, с точки зрения вспоминающего, образ, полученный в результате воспоминания (15), неотличим от образа, возникающего при непосредственном восприятии (4). (На деле, конечно, он всегда чем-то отличается, так как хранение информации без потерь не-возможно, но сам человек, который может опираться только на свою память, этого не сознает, и для него 'то, что я помню' превращается в 'то, что было на самом деле' - образцы такой объективизации собственных воспоминаний, которая равна субъективизации действительности, можно найти хотя бы в любом произведении мемуарного характера.) Поэтому вполне естественно, что, не зная о процессах, совершающихся в его мозгу, древний человек и не принимал их во внимание, т. е. воспоминание о чём-либо расценивал как непосредственное видение его (процессы (5)- (14) оказывались неосознанными). Но если человек, вспоминая кого-либо, что-либо, видит его (не внутренним зрением - памятью, как это понимаем мы, а внешним, реальным зрением, как это понимал египтянин), это значит, что этот кто-либо, это что-либо находится в данный момент перед его глазами. Но если этот кто-либо совершенно достоверно находит-ся где-то далеко или вообще давно умер, то кого же в таком случае видят? Очевидно, существо являющееся его точной копией, его Двойника, во всем подобного своему прообразу. Мы считаем, что эта копия, этот Двой-ник и есть Ка.

То,что изображение служит напоминанием, толчком для памяти, было расценено египтянами как то, что Ка 'выходит' из изображения, что изображение служит ему 'дверью' (именно в таком смысле и следует по-нимать 'оживление' изображений). Ка и изображение оказываются тес-нейшим образом связанными друг с другом. Было бы естественно, если бы эта связь отразилась в терминологии египтян. Если изображения досто-верно упоминаются в связи с Ка, это послужит сильным аргументом в пользу нашей гипотезы.

Такие упоминания действительно имеются, хотя они и очень косвен-ны, так как египтянам, прекрасно понимавшим свои категории, специаль-но растолковывать, что такое Ка, было совершенно ненужно. Тем не менее свидетельства египетской терминологии интерпретируются,на наш взгляд, достаточно однозначно. Собственно говоря, все упоминания Ка в связи с изображениями сводится к тому, что изображения называют Ка. Это нисколько не противоречит предложенному пониманию, так как в усло-виях относительной неразвитости языковых средств изображение и вызы-ваемый им в памяти образ изображенного (пусть даже объективизирован-ный) вполне могли обозначаться одним словом (кстати, ведь даже сейчас, не имея термина для этого объективизированного образа памяти, мы го-ворим об 'оживающих' изображениях, приписывая им свойства этого образа).

Все изображения, существовавшие у египтян, можно разделить на две основные группы: изображения на плоскости, главным образом на-стенные, и статуи. Обозначения статуй как Ка мы не найдем, однако оно отразилось в названии сердаба, помещения в гробнице для хранения ста-туи, H(w).t-kA - 'подворье Ка'. Термин H(w).t-kA понимался как обозна-чение всей гробницы (Wb, III, 5, 15) или, во всяком случае, комплекса её наземных сооружений (Wb, III, 5, 14). Однако при раскопках Г. Юн-кера в 1913 г. у стены сердаба Ra(w)-wr(.w) I в Гизе были найдены облом-ки плиты, несомненно служившей облицовкой стены сердаба. Надпись на плите содержала титулы и имя Ra(w)-wr(.w) I и сочетание H(w).t-kA, которое Г. Юнкер счёл названием сердаба. Несмотря на попытки иного истолкования (А. Морэ, А. Блэкмен), сейчас несомненно, что интерпретация Г. Юнкера совершенно правильна и названием сердаба является H(w).t-kA.

Поскольку кроме статуй в 'подворье Ка' ничего не было и сам вход в него замуровывался, название это совершенно недвусмысленно связы-вает статую и Ка. Обозначение других гробничных помещений как H(w).t-kA также вполне понятно, ибо они оформлялись настенными изо-бражениями, связь которых с Ка точно такая же, как и у статуй. В полной мере это относится и к применению названия H(w).t-kA к храмовым часов-ням Старого царства (Wb, III, 5, 18) и к часовням богов Нового царства (Wb, III, 5, 19). Таким образом, связь статуй и Ка несомненна; ещё более красноречивы настенные изображения, вернее, подписи к ним.

Для того чтобы изображённые блага попадали по назначению, было необходимо возле изображений делать указание, для кого производится или доставляется тот или иной продукт. Как правило, такие указания строятся по форме 'для такого-то', 'это для такого-то' и т. п. Однако вполне возможна замена имени адресата словосочетанием 'для Ка такого-то'. Иногда такая замена происходит в названии сцены, изображающей самого хозяина и входящей, как правило, в состав 'формулы смотрения'. Например: 'Смотрение (на) ловлю птиц, (их) доставку, работу полевую, весьма большую (?), для Ка... (следуют титулы) Jbj'; '[Смот]рение (на) животных пустыни, (на) уход добрый за скотом для Ка... (следуют титулы) Jbj'; 'Смотрение (на) полевую работу, ловлю рыбы, загарпунивание - для Ка... (следуют титулы) Jbj'; 'Смотрение (на) пахоту, битье льна, жатву (и) перевозку (и на) все добрые празднества верхнеегипетского зерна (?) для Ка... (следуют титулы) Daw'; 'Как прекрасно по-явление (богини) sx.t, владычицы ловли птиц (и) рыб с (?) рыбами (и) птицами - для Ка... (следуют титулы) Daw, имя его "доброе" SmA[j]' и т. д. Возле изображения xnt(j)-kA(.j)/Jxxj, подносящего к носу вазу с благовонием, помещена подпись: 'праздничное умащение (и) благовоние для Ка xnt(j)-kA(.j)/Jxxj'.

Гораздо чаще связь изображений и Ка фиксируется названиями хо-зяйственных сцен и сцен доставки. Например: 'Доставка для Ка... (сле-дуют титулы) SSj'; 'Доставка вещей для Ка... (следуют титулы) Nfr-sSm-ptX'; 'Доставка кусков мяса (и) птиц для Ка... (следуют титулы) Nfr-sSm-ptX'. To, что выражение 'для Ка такого-то' заменяет здесь гораздо более час-тое 'для такого-то', особенно хорошо видно по надписям в мастабе Nfr-sSm-ptX/SSj. Над изображением пригона скота, помещенном во входном проеме его часовни, находится общее название: 'Доставка лучших бы-ков для... (следуют титулы) SSj', одна же из сцен, расположенных под этой надписью и, стало быть, входящая в эту рубрику, озаглавлена: 'Мо-лодой бык. Сущее в стойле. Для Ка SSj. Особо следует отметить несколько надписей, где имеются два объекта - личное имя и Ка: '(Масло) n(j)-xnm для Mrj, для его Ка каждый день', '(Масло) twAw.t для Mrr-w(j)-kA(.j), для его Ка каждый день', 'Лучшее кедровое масло для Mrj, для его Ка каждый день', 'Лучшее ливийское масло для Mrr-w(j)-kA(.j), для его Ка каждый день'. Точно так же в гробнице anx(.j)-m-a-Hr(w)/Zzj мясник, отрезающий мясо жертвенного быка, говорит, что оно предназначено 'для Zzj, для его Ка'. Такой параллелизм в употребле-нии имени человека и упоминания его Ка показывает, что выражение 'для Ка такого-то' выступает как замена выражения 'для такого-то'.

Все вышеперечисленные примеры касались сцен доставки; отметим аналогичное употребление в хозяйственных сценах, например: 'Дойка коровы для Ка Jzj'.

Подобные надписи следует понимать как реплики изображенных лю-дей, хотя иногда они могут выглядеть и как название сцены, например: 'Это для Ка Tjj'; '(Это) для Ка любимого (хозяина)'; 'Это для Ка Mmj';'Для Ка Mrj'; 'Для Ка Mrr-w(j)-kA(.j)'; 'Это для Ка Mrj, владыки благости у (бога) Jnpw (=Анубиса)'; 'Для Ка... (следует титул) Rnsj' и т. д. Однако в ряде случаев в эти надписи вводится обращение 'ты', что явно превращает их в реплики изображенных: '(Это) для твоего Ка'; 'Это для твоего Ка'; 'Доставка ноги (жертвенного животного) для твоего Ка, о KA(.j)-rA(w)-pw'. Если обращение, в котором указано только имя хозяина, можно считать достаточно абст-рактным, то здесь, в обращении 'на ты', это 'ты' - явно относится к изображению. Количество подобных примеров может быть увеличено.

Может сложиться впечатление, что обозначение хозяина гробницы как Ка характерно только для сцен снабжения его пищей и т. п. Постоян-ное употребление выражения 'Для Ка Mrj' в погребальной камере Mrr-wj-kA(.j) рядом с изображениями продуктов как будто подтверждает это, однако на самом деле всё об-стоит иначе. В гробнице Nb(w)-kA.w-Hr(w)/Jdw перед изображениями семи танцовщиц семь раз повторено: 'Танец добрый для твоего Ка каждый день', а возле изображения флейтиста: 'Добрая игра на флейте для твое-го Ка'. Аналогичные надписи есть в мастабах Spss-rA(w) - 'Добрый танец для Ка', Wr-jr(.w)-n(.j) - 'Добрые танцы для Ка', Jbj - 'Игра на арфах для Ка... (следуют титулы) Jbj'.

Упоминания Ка в вышеперечисленных сценах иногда интерпретируют как особо торжественную форму обращения, однако Ка упоминается и в репликах людей, изображённых отнюдь не в торжественной обстановке. Мясники, разделывающие туши жертвенных животных на рельефах anx(.j)-m-A-Hr(w)/Zzj, говорят: 'Возьми (или: отрежь) эту грудинку жерт-венного быка для Zzj, для его Ка'; 'Отрезай для себя (т. е.:сам(?))! Для Ка Zzj, (моего) хозяина'; 'Отрезай голову этого быка! Спеши! Дай (мне) покончить с его ногой! (Для) Ка Zzj, владыки благости у (бога) Jnpw (=Анубиса)!'. Точно так же мясник в сцене заклания в гробнице Nfr-sSm-ptH/SSj говорит: '(Я) делаю (это) согласно желаемому господином (моим), для Ка SSj, блаженного у (бога) Jnpw (=Анубиса)'. Хотя сцена заклания и разделки туш жертвенных животных и связана непосредственно со сценами жертвоприношения, сама она показывает обычную физическую работу, тяжелую и грязную, во время которой не до словесной изящности. Точно так же один из пахарей на рельефе DAw го-ворит другому: '(Пусть) плуг вспахивает (землю)! (Пусть будет) изобиль-на (букв.: зелена) рука твоя для Ка князя DAw' (вся эта сцена озаглавлена: 'Пахота большая, добрая, для Ка... (следуют ти-тулы) DAw'; точно так же на рельефе Jbj плотник, об-рабатывающий бревно, обращается к хозяину: '(Я) делаю желаемое твои-ми Ка'.

Существует ещё одна группа сцен, подписи к которым опровергают мнение об употреблении слова Ка лишь в торжественных случаях. В гроб-ницах конца V - начала VI дин. встречаются сцены наказания неради-вых управителей дворов (хозяйственных подразделений). На рельефе xnt(j)-kA(.j)/Jxxj двое управителей показаны привязанными к вбитому в землю столбу, а рядом стоит человек с палкой, который, издеваясь, го-ворит одному из них, имея в виду наказание: 'Добрая награда для твоего Ка! Не бывало (еще) такого!' Наказываемый управитель на рельефе Spss-rA(w) жалуется: 'Ведь мой Ка хорош! Что я (такого) сделал?!' Никакой торжественности не может быть в высказываниях глумящегося палача и в криках избиваемой жертвы, как нет её в речи мясников, занятых разделкой туш, пахаря за плугом, плот-ника с теслом в руках. Нельзя предполагать также, что запись реплик от-редактирована в связи с помещением их в гробницы, и слова, скажем, мяс-ников, так же похожи на настоящие, как язык пастушков и пастушек буколической литературы на речь живых крестьян,- египтяне не стесня-лись высекать в гробницах на вечные времена самые грубые выражения.

Однако как только мы отрешимся от привычного образа мыслей и нач-нём рассуждать в духе уже выясненного нами, всё встаёт на свои места. Разумеется, египтяне, обращаясь друг к другу, не говорили 'твой Ка' вместо 'ты'. Но ведь эти записанные слова - реплики не самих людей, а их изображений, т.е., в конце концов, реплики их Ка, и поэтому вполне уместно, что один Ка обращается к другому не 'на ты', а, так сказать, 'на Ка'. В этом следует видеть одно из проявлений искажения действи-тельности, как правило, в очень реалистичном оформлении гробниц. По-видимому, эти созданные искусственно выражения и воспринимались как искусственные и без них вполне можно было обойтись - в большин-стве гробниц ими не пользовались. Обращения 'на Ка' и упоминания Ка в подписях к сценам встречаются только в самых богатых гробницах оп-ределённого времени (в столице - конец V - начало VI дин.; в провин-ции, куда новые веяния доходили с опозданием,- середина VI дин.). Очевидно, когда были исчерпаны все возможности оформления гробниц, при помощи изображений (а именно в этих гробницах их наибольшее ко-личество), фантазия обратилась и к таким мелочам, которые, должно быть, большинством воспринимались как излишество. В последующие эпохи обозначение изображения как Ка нашло отражение в выражении 'n kA n(j) + имя' - 'для Ка такого-то', с которым мы столкнулись уже в гроб-ницах Старого царства и которое стало позднее обязательной частью жертвенной формулы. Это вполне понятно, так как формула практически всегда употреблялась рядом с плоскими или скульптурными изображения-ми, т.е. была тесно связана именно с Ка.

Существует, наконец, ещё один достаточно сильный аргумент в пользу связи изображений и Ка - египетский термин для обозначения заупо-койных жрецов. Человек, выполнявший в гробнице ритуалы, назывался Hm(w)-kA - 'раб Ка' (Wb, III, 9Э, 12-13). Термин этот свидетельствует о том, что заупокойный жрец служил умершему, выступавшему как Ка. Служба эта сводилась к исполнению ритуальных действий в часовне и перед сердабом, т.е. перед изображениями настенными или скульптур-ными, т.е. в мире Ка. Заупокойный жрец потому и был 'рабом Ка', что он служил изображениям, а в конечном счёте Ка, 'выходящему' из этих изображений.

Таким образом, Ка является Двойником, которого порождает челове-ческая память. По-видимому, объективизация субъективных впечатле-ний была одной из основных черт древнего сознания. (Впрочем, только ли древнего? Мы в своей жизни постоянно сталкиваемся с этим, только, за исключением философов субъективно-идеалистического толка, не строим на этом свою картину мира; в нашей жизни этот факт чисто обиходный, бытовой.) Египтянин объективизировал воспоминание, выносил его из головы вспоминающего субъекта в окружающий мир и превращал его из части психического мира в часть мира окружающего. Существование Двой-ника превращалось тем самым в одно из фундаментальных свойств дей-ствительности. Являясь частью окружающего мира, Ка воспринимался как любая его часть - как совершенно реальное, материальное сущест-во. Такому восприятию помогало то, что Ка является не просто зритель-ным образом; зрительную форму имеет только способ напоминания, за-тем же, в процессе воспоминания, он за счет ассоциаций включает в себя и иную, не зрительную информацию, становится комплексным, всеобъем-лющим, а Ка тем самым - абсолютной копией человека, всей его индиви-дуальности - и внешности, и внутренних качеств.

4. Иероглиф и корень kA

Перевод Ка как 'Двойник', первоначально предложенный Н. Л'Отом и затем введённый в широкое употребление Г. Масперо, оказывается наиболее приемлемым при нашем понимании этой категории. Разумеется, совпадение здесь чисто внешнее - из всего сказанного выше ясно, что содержание, которое мы вкладываем в такой перевод, принци-пиально отлично от интерпретации Г. Масперо.

Рис. 2. Слова с корнем kA.

Совсем недавно было высказано предположение о природе знака kA, поддерживающее понимание Ка как Двойника. Обычно kA, знак поднятых вверх рук (в сочетании Hm(w)-kA - опущенных вниз) принято понимать как символ охвата, т. е. как выражение идеи защиты, что связывается с концепцией Ка как защитника человека. О. Д. Берлев предположил, что такая интерпретация вторична, первоначально же в знаке была отраже-на не идея защиты, а мысль об абсолютном сходстве человека и его Ка - если мы говорим, имея в виду такое сходство, 'как две капли воды', египтяне, видимо, использовали другую метафору того же смысла - 'как две руки'.

Весьма интересные выводы позволяет сделать также анализ слов, пи-савшихся знаком kA. До сих пор никто не пытался выявить связь между этими как будто совершенно разными словами. Единственное исключение составляет небольшая статья И. Л. Снегирева, который в рамках яфети-ческой теории связал по смыслу несколько слов, в написании которых ис-пользовался этот знак. Разумеется, полученные выводы имеют мало об-щего с действительностью, однако сама идея взаимосвязи слов, писав-шихся с употреблением знака kA, оказывается весьма плодотворной.

Действительно, создаётся впечатление, что до Нового царства практи-чески все слова, в которые входил знак kA, имеют что-то общее, т.е. что этот знак не был чисто фонетическим. В Новом царстве его начина-ют употреблять в так называемом 'слоговом письме' для передачи звука k с соответствующими гласными (например, jkn - 'тип сирийского со-суда' - Wb, I, 140, 2); появляется также некоторое количество слов, в которых его использовали явно фонетически (например, skA - 'неиз-вестное животное' (?) - Wb, IV, 316, 15). В Старом же царстве мне из-вестен только один случай чисто фонетического употребления знака kA - в названии нубийской области kAAw (Wb, V, 101, 11).

Приведём список слов, в которых знак kA имеет явно смысловое зна-чение, связывающее эти слова между собой (см. рис. 2; нумерация иеро-глифов совпадает с нумерацией списка). В список включены в основном слова, употреблявшиеся до Нового царства, однако введён также ряд более поздних слов, обнаруживающих с ними явную смысловую связь. Список распадается на пять смысловых групп.

I. Двойник.

1. kA - 'Ка', 'Двойник', употребляется во все эпохи (Wb, V, 86-89).

2. kA - 'Имя', XXII дин.- греческое время (Wb, V, 92, 17-23).

3. kAr - 'часовня', Старое царство - Новое царство (Wb, V, 107- 108).

Эти три слова составляют группу, наиболее тесно связанную с представлением о Двойнике человека или бога. Имя является понятием, идентичным Ка (об этом см. ниже), часовня же представляет собой место, где находятся изображения, т.е. где живёт Двойник изображённого.

II. Размножение.

4. kA - 'бык', употребляется во все эпохи (Wb, V, 94-98).

5. kA.t - 'женский наружный половой орган', употребляется во все эпохи (Wb, V, 93-94).

6. bkA - 'быть, становиться беременной', 'делать беременной', упо-требляется начиная со Среднего царства (Wb, I, 481, 1-11).

7. bkA.t - 'беременная (женщина)', употребляется начиная со Среднего царства (Wb, I, 481, 12-13).

8. bkA - 'стельная корова', Новое царство (Wb, I, 481, 14).

Все эти слова связаны с размножением и плодородием (бык в Египте всегда символизировал плодородие). Такой характер знака kA хорошо со-знавался египтянами, и похоже, что они учитывали его, создавая в позд-нее время новые слова:

9. bkA.tj - 'семенные яички', греческое время (Wb, I, 482, 3).

III. Работа.

10. kA.t - 'работа', употребляется во все эпохи (Wb, V, 98-101).

Всякая работа (а слово kA.t и является как раз наиболее общим её обозначением) представляет собой создание, порождение чего-то нового, не существовавшего прежде, т. е. в конечном счёте умножение существую-щего. В этом смысле слово kA.t непосредственно примыкает к предыду-щей группе.

IV. Сельское хозяйство. Пища.

11. skA - 'пахать', употребляется во все эпохи (Wb, IV, 316, 1-9).

12. skA - 'зерно (как результат обработки земли)', 'урожай зерна', употребляется во все эпохи (Wb, IV, 316, 10).

13. skA - 'тягловый бык', употребляется начиная с Нового царства (Wb, IV, 316, 11).

14. skA - 'разновидность поля', употребляется начиная с Нового царства (Wb, IV, 316, 12).

15. kAnw - 'сад', употребляется во всех эпохи (Wb, V, 107, 6-7).

16. kAm - 'сад', употребляется начиная с XIX дин. (Wb, V, 106, 4-9).

17. kAm - 'урожай винограда', употребляется начиная с XVIII дин. (Wb, V, 106, 3).

18. kArjj - 'садовник', употребляется с конца Среднего царства (Wb, V, 108, 13-16).

19. kAnjj - 'садовник', Старое царство - Среднее царство (Wb, V, 107, 8-9)

20. kAmw - 'садовник', употребляется начиная с XVIII дин. (Wb, V, 106, 10-11).

21. kAw - 'садовая культура', Новое царство (Wb, V, 94, 6).

22. kA.t - 'съедобный продукт', Новое царство (Wb, V, 94, 5).

23. kA, kA.w - 'пища', употребляется во все эпохи (Wb, V, 91-92).

Слова этой группы продолжают тематику плодородия, на сей раз рас-тительного. На значение умножения указывают слова со значением 'уро-жай' - урожай есть в чистом виде результат природного умножения,, плодородия, это то, чего не существовало раньше.

V. Колдовство.

24. HkA - 'колдовство', употребляется во все эпохи (Wb, III, 175 - 176).

25. HkAw.t - 'колдовство', употребляется в 'Книге мёртвых' как синоним HkA (Wb, III, 177, 6).

26. HkAw - 'колдун', употребляется во все эпохи (Wb, III, 177, 10-12).

27. HkAj.t - 'колдунья', Новое царство (Wb, III, 177, 13).

28. HkA - 'заколдовывать', 'быть заколдованным', употребляется начиная с Нового царства (Wb, III, 177, 7-9).

Все слова, восходящие к HkA достаточно сложны в интерпретации, так как египетские представления о колдовстве требуют ещё самостоятель-ного изучения. Однако ясно, что всякое колдовство есть создание чего-то нового, предмета или явления, т.е. умножение, а так как создается нечто сверхъестественное, вполне понятно обращение к знаку, касающемуся самой сущности мира, его основных свойств.

Наряду с перечисленными словами существует ещё несколько слов, писавшихся знаком kA, которые с большей или меньшей вероятностью можно включить в это смысловое единство.

I группа (или III группа).

29. kAw.tj - 'посыльный', употребляется начиная со Среднего царства (Wb, V, 102, 4-10). Возможно, посыльный мог восприниматься как 'двойник' посылающего, в смысле точного, без рассуждений выполнения приказаний.

II группа.

30. kAj - 'девка', употребляется начиная с Нового царства (Wb, V, 101, 14-15).

IV группа.

Возможно, сюда следует отнести ряд названий сосудов, например:

31. kAz - 'сосуд', употребляется с эфиопского времени (Wb, V, 108, 17). Названия сосудов вполне логично продолжают тематику IV группы.

32. kAj - 'разновидность камня для изготовления сосудов', употребляется начиная со Старого царства (Wb, V, 93, 10; Giza I, 230, 259).

Очень вероятно, что и слово
33. mfkA.t - 'бирюза' (Wb, II, 56) также связано с рассматриваемым смысловым единством.

Таким образом, в большинстве слов, употреблявшихся до Нового цар-ства, а также в ряде более поздних слов знак kA используется явно не фо-нетически - он свидетельствует о смысловой связи между всеми этими словами. Какими бы разными они ни казались на первый взгляд, их свя-зывает идея множественности, умножения - растительного, животного, производственного и т. д. Понятие 'Двойник' оказывается лишь частным случаем проявления этой множественности - выражением двойствен-ности.

Возникает вопрос, имеют ли перечисленные слова общий корень kA или их связь носит иной характер. Несомненно, что ряд слов являются однокоренными, относительно других нельзя с уверенностью сказать, не имеем ли мы дело со столь частой в египетской графике игрой, намекаю-щей на смысловое сходство разнокоренных, но сходных по консонантному составу слов. Особенно вероятно, что это имеет место в случае поздних слов (например наш № 9), однако определить чёткую границу здесь очень трудно, если только вообще возможно.

Ка и имя

Теперь, когда мы реконструировали процесс возникновения египет-ской категории Ка (kA), следует перейти к тому, как сами египтяне поль-зовались ею, создавая свою картину мира. Однако мы сразу же сталки-ваемся с трудностями, которые, похоже, нельзя разрешить без расшире-ния источниковедческой базы. При этом увеличение количества памятни-ков, говорящих о Ка, не даёт как будто возможности подняться на каче-ственно новый уровень исследования. На наш взгляд, следует привлечь для сравнения другую категорию, родственную Ка,- Имя (rn). Мы не имеем здесь возможности сколько-нибудь подробно коснуться концепции Имени - это огромная тема, требующая самостоятельного изучения с ис-пользованием иного, по сравнению с нашим, круга источников. Здесь предпринимается только попытка постановки проблемы в той степени, в какой она связана с Ка.

Слово rn означает, с одной стороны, имя человека или бога, с дру-гой,- подобно Ка, является одной из основных категорий для описания сущности человека; это его значение мы будем передавать как Имя (разу-меется, такое разделение условно, так как сами египтяне не разрывали первое, бытовое и второе, сокровенное значения, для них они составляли единое целое). Для египтян Имя было не просто обозначением того или иного человека, в нём крылась индивидуальность, личность носителя. Имя воспринималось не как простой звук, это самостоятельное существо, вполне материальное (в том смысле, в котором слово 'материальность' можно приписывать египтянам, которые не могли мыслить нематериаль-ное). Уничтожение Имени гибельно для 'загробной жизни' его носителя.

Уже по этому краткому перечислению видно, что Имя имеет много общего с Ка. Пойдем и здесь по пути аналогий между нашим и древним восприятием. Картина получается совершенно аналогичной той, которую мы рассмотрели, выясняя происхождение категории Ка. Когда мы слышим имя знакомого человека, в нашей памяти возникает его образ (точно так же, как при взгляде на портрет). Собственно говоря, в этом и заключается функция имени, будь то в наше время или в древнем Египте: оно служит напоминанием о человеке, способом выделить его индивидуальность среди всех остальных людей. Аналогия между Ка и Именем оказывается пол-ной - и то и другое является образом человека, возникающим при вос-поминании и вынесённым из сознания вспоминающего субъекта в окружаю-щий мир, т. е. объективизированным; различны только способы напоми-нания - для Ка оно имеет зрительную форму, для Имени - слуховую. В остальном Имя - такой же Двойник, что и Ка. Об этом совершенно недвусмысленно заявили сами египтяне, когда при XXII дин. начали ис-пользовать для обозначения Имени слово kA (с детерминативом имени) (Wb, V, 92, 17-23).

Такое словоупотребление позднего времени является прекрасной иллю-страцией отношения египтян к Ка и Имени как к идентичным категориям, однако отношение это, будучи, как мы увидим, универсальным, отрази-лось, хотя и не столь явно, в массе памятников начиная со Старого цар-ства. Рассмотрим организацию гробничных староегипетских изображений.

Практически всегда изображение хозяина гробницы сопровождается его титулами и именем (именами), функция которых - уточнение лично-сти изображенного. Из-за своих больших размеров изображение оказы-вается доминирующим в паре изображение - имя. С другой стороны, имя человека должно сопровождаться детерминативом - знаком чело-века. Поскольку размеры этого детерминатива равны или близки к раз-мерам остальных иероглифов, он воспринимается как дополнение к фоне-тически выписанному имени, выглядящему главной составляющей в паре имя - детерминатив. Может создаться впечатление, что эти две пары (изображение - имя и имя - детерминатив) разные, однако никакой принципиальной разницы между ними нет. В Старом царстве система де-терминативов ещё не сложилась, и всякий детерминатив является по су-ществу не чем иным, как изображением называемого предмета. Поэтому крупное изображение на стене является в той же степени детерминативом, пояснением к фонетически написанному имени, что и детерминатив раз-мером с иероглиф, а фонетическая часть, с другой стороны, в равной степе-ни раскрывает и небольшой детерминатив, и изображение во всю стену.

Связь оказывается двусторонней, изображение и имя одинаково дополняют друг друга; и происходит это потому, что в представлении египтян они идентичны, так как за ними стоят Ка и Имя, по сути своей идентичные.

Это подводит нас, между прочим, к представлениям египтян о сущности их системы письма. Действительно, практически каждое слово состоит из фонетической части и поясняющего её детерминатива, который до сло-жения системы истинных детерминативов (а оно происходит не раньше чем в Новом царстве) является, как правило, изображением обозначаемого. Одновременно фонетическая часть представляет собой название того, что изображено детерминативом. Создаётся впечатление, что мы имеем дело с полной аналогией представлений о Ка и Имени. Детерминатив есть изо-бражение Ка обозначаемого, а фонетическая часть - его название, Имя. Здесь мы подходим вплотную к тому, что принято называть представле-ниями о магических свойствах слова, особенно записанного, однако пред-ставления эти должны быть предметом самостоятельной работы. Отметим здесь только один важный вывод из нашего предположения о двух частях записанного слова как о разных способах фиксации Двойника.

Существуют два диаметрально противоположных мнения о природе египетского письма. А. Эрман считал его рисуночным письмом, дополнен-ным фонетически; Н. С. Петровский утверждал, что в основе оно было звуковым, но дополненным изобразительно. С точки зрения египтянина Старого царства эти две непримиримые позиции сходятся: ведь совершенно безразлично, к какому способу фиксации прибегнуть, звуковому или изо-бразительному, если они совершенно равноправны и ими можно пользо-ваться с одинаковым успехом. Разумеется, это сближение имеет субъек-тивный характер и существует только в рамках египетских представле-ний, однако учитывать этот субъективный момент необходимо. Генети-чески же египетское письмо было рисуночным, в котором фонетическое дополнение стало равноправной, а затем и доминирующей частью; кстати, именно развитое Старое царство представляет собой, пожалуй, время рав-новесия изобразительной и фонетической составляющих (до этого суще-ствует тенденция не писать, а рисовать то, что можно изобразить, позднее же начинается доминирование фонетики).

Вернёмся, однако, к вопросам мировоззренческого плана. Когда мы говорим об идентичности Ка и Имени, нельзя, разумеется, забывать, что речь идет об идентичности категориальных основ этих двух представлений, путей их возникновения; со временем оформление этих представлений не могло не разойтись, не обрести своих специфических черт, которые скрывают первоначальную близость (так, например, о Ка говорится, что он ведёт человека за руку, сопровождает его, об Имени же подобного пред-ставления не было).

Однако, будучи полной аналогией Ка по своей основе, Имя-Двойник играет в представлениях о человеке в целом сходную роль. То, что мы на-зываем 'загробной жизнью', есть, с точки зрения египтянина, жизнь Двойника (Ка и, как мы можем теперь добавить, Имени). Поэтому сохра-нение Имени совершенно необходимо для 'загробной жизни', равно как и наличие изображений. Слова знаменитого 'Прославления писцов' па-пируса Честер-Битти IV о том, что гробницы древних мудрецов разруше-ны, их заупокойный культ прервался, но они живы потому, что люди, чи-тая их книги, произносят их имена, воспринимается современным человеком как метафора, аналогичная пушкинскому 'душа в заветной лире // Мой прах переживёт и тленья убежит', однако никакой метафоры здесь нет. Речь идёт о том, что, несмотря на гибель памятников, обеспечиваю-щих жизнь Ка, сохранились Имена древних мудрецов, т.е. что Двойники их всё равно живы. Именно в этом духе, совершенно буквально следует понимать содержащееся в 'Прославлении' пожелание читателю стать писцом, чтобы Имя его стало таким же известным,- это верный способ обрести бессмертие; не метафорические, как понимаем мы, а вполне ре-альное, причем даже без создания сооружений заупокойного культа, до-рогостоящих и, как оказалось, не слишком надежных. Разумеется, вы-воды, которые сделаны автором 'Прославления', далеки от традиционной концепции, однако они сделаны в рамках её категорий как вполне логич-ное её продолжение.

Староегипетское представление о мире-Двойнике

Теперь, когда мы выяснили психологическую основу происхождения категорий Ка и Имя, можно перейти к исследованию основы староегипет-ского представления о 'загробном мире'.

Выше мы рассмотрели механизм возникновения категории Ка с совре-менной точки зрения. Египтяне, по-видимому, шли тем же путём, но, в от-личие от нас, ими этот путь был проделан бессознательно, так как они воспринимали мир чувств и представлений как данное в реальности вне человека, а не выясняли причину возникновения этих чувств; к тому же их познания о человеке, о его психике принципиально отличались от на-ших. Поэтому вполне естественно, что всё, о чём шла речь до сих пор, пол-ностью выпадало из складывавшейся у них картины. Мы за исходную точку исследования берём человека, особенности его психики и, анализи-руя их, приходим к тому, как могли возникнуть категории Ка и Имя. То, к чему мы пришли, было для египтян лишь исходным пунктом; они начи-нали с того, что существуют человек и его Двойник, что это одно из свойств мира, проявление его, так сказать, физики. Поскольку египтяне прини-мали существование Двойника как данное, у них вполне естественно возни-кала необходимость как-то интерпретировать этот факт, причем эта ин-терпретация древнего человека не может не отличаться в сильнейшей сте-пени от того, к чему приходит современный учёный, исследуя возмож-ность появления категории Ка и Имя.

Если до сих пор мы занимались Двойником в свете египетской 'физи-ки', теперь мы переходим к его древней интерпретации. Разумеется, все-сторонне осветить эту проблему в одной статье невозможно, поэтому об-ратимся лишь к важнейшим её моментам. Мысль о том, что человек имеет Двойника, причем более долговечного, чем он сам (а воспоминания об умерших ясно свидетельствовали, что Двойник живёт и после смерти человека), оказалась очень плодотворной при построении картины мира. Поскольку у египтян не было представления о бессмертной душе, ожив-ляющей тело, но зато было известно, что существует неумирающий Двой-ник, надежда на 'загробную жизнь' была связана прежде всего с ним. Посмотрим, как должна была осуществляться эта связь.

Несомненно, что в Старом царстве, а также и в более позднее время сосуществовали представления о 'загробной жизни' умершего, связанные как непосредственно с его телом, так и основывающиеся на мысли о Двойни-ке. Первые, представляющие собой более архаический элемент, никогда не были вытеснены вторыми, однако факты свидетельствуют о том, что надежды на 'загробную жизнь' базировались прежде всего на Двойнике. Действительно, всё то, что принято называть заупокойным культом, было не чем иным, как культом изображений, т.е. Ка; представления же о теле проявляются только в самом факте погребения, в попытках сохранить те-ло от разложения и в наличии инвентаря погребальной камеры, т.е. в очень архаичной, ещё первобытной практике. Не будет преувеличением поэтому сказать, что 'загробный мир' в Старом царстве мыслился прежде всего как мир Двойника.

Вполне закономерно возникает вопрос, каждый ли человек имел Двой-ника, существовали ли Двойники у животных, растений, небиологических объектов, т.е. вопрос о границах того мира, в котором живёт Двойник, о границах 'загробного мира'. Постараемся определить эти границы.

В центре мира гробничных изображений стоит хозяин гробницы. Все сделанные выше выводы о сущности Ка касаются именно его; несомненно, что он Ка имел. Из приведенного выше анализа практики покупки изоб-ражений как живых людей, из возможности 'выхождения' заупокойного жреца из его изображения, из реплик служащих хозяину людей, из их об-ращений 'на Ка' и т. п. следует, что Ка были и у них.

Всё оформление гробницы направлено на то, чтобы обеспечить её хо-зяина (а теперь мы знаем - его Ка) предметами первой необходимости, прежде всего пищей. Возникает вопрос: чем может питаться, чем может пользоваться в своем мире Ка? Из всего сказанного выше напрашивается вывод, что Ка вельможи питается Ка продуктов, пьёт Ка напитков, носит Ка одежды и т. д. (без этого была бы невозможной замена реальных жерт-воприношений дублирующими изображениями). Но в таком случае, что-бы произвести Ка продуктов, Ка земледельцев с помощью Ка быков вспа-хивали Ка земли, засевали его Ка зерна, жали Ка колосьев и т. д.; точно так же Ка ремесленников обрабатывали Ка деревьев, камней, металлов, чтобы изготовить Ка необходимых хозяину вещей.

Складывается впечатление, что у каждого человека, у каждого живого существа, у каждого неживого предмета есть свой Ка; в таком случае ря-дом с миром, в котором живут люди, существует мир Ка, являющийся его точной и полной копией, мир-Двойник - картина захватывающая, при-ближающаяся по существу к философской системе Платона.

Именно так представлял себе мир Ка Г. Масперо. Подводя итоги своих исследований представлений египтян о человеке, он писал: 'Когда рож-дался ребенок, с ним рождался двойник, который сопровождал его на всех этапах жизни; молодой, пока человек был молодым, он достигал зрелости и старел, когда тот достигал зрелости и старел. И не только люди, но и боги и животные, камни и деревья, естественные или искусственные объ-екты, все и всё имело своих двойников - двойники быков и овец были копиями настоящих быков и овец, двойники полотен и кроватей, стуль-ев и ножей имели облик настоящих полотен и кроватей, стульев и но-жей'. Примечательно, что работа эта носит название 'Египетские души и их миры' (курсив мой.- А. Б.) - для Г. Масперо было несомненно, что Ка живет в целом мире-Двойнике. Картина эта привлекает стройностью и философской завершённостью, однако именно завершённость и фило-софский характер вызывают сомнение в её справедливости. Г. Масперо в этом отношении был настроен особенно радикально, как и подобает родо-начальнику направления в изучении проблемы, за ним же в такой степени не следовал, пожалуй, никто. А ведь выяснить вопрос о границах мира-Двойника - это задача ничуть не меньшей важности, чем выявление сути категории Ка. Попытаемся разобраться, насколько справедливы мнение Г. Масперо и та картина, к которой пришли мы, стараясь быть предель-но последовательными.

Начнём с того, к чему мы пришли выше,- с существования в представ-лении египтян Ка как свойства мира. С точки зрения египтянина, этот факт был вполне доказуемым, вернее, чувственно проверяемым: всякое воспо-минание об умершем, расценивавшееся как видение его Ка, не могло не быть для вспоминающего убедительным доказательством - я сам его ви-дел, значит, он действительно существует.

Однако, несмотря на то что Ка в представлении египтян вполне реален, объективен, они не могли не чувствовать, что он всё-таки очень зыбок, неуловим - я его вижу сейчас, но не видел минуту назад и снова не буду видеть через некоторое время, а человек рядом со мной так и не увидит его вообще. Зыбкость эта - прямое следствие субъективного на самом деле характера Ка - делает его слишком ненадежным, чтобы на него можно было полагаться в столь важном деле, как обеспечение 'загроб-ной жизни'; было необходимо каким-то образом его закрепить, зафикси-ровать, сделать явным навсегда и для всех, независимым ни от каких внешних обстоятельств. То, что изображение даёт толчок воспоминаниям, т.е. выявляет Ка, делает его видимым для всех вокруг, подсказало спо-соб этой фиксации - создание изображений. Изображённый человек уже может не опасаться зыбкости своего Ка - пока существует изображе-ние, Ка всем виден, т.е. жив.

Здесь лежит первооснова широчайшей практики создания изображе-ний в гробницах и храмах. Возникает впечатление, что в таком случае художники создают Ка, что 'творение загробного мира (hr(j).t-ntr)', о котором сказано в надписи Jt(w)-h'li>, следует понимать буквально 76. Психология художественного творчества, которую мы не можем не учи-тывать в таком вопросе, противоречит этому, свидетельствует о том, что изготовление изображений - не создание Ка, а его фиксация. Когда ху-дожник изображает какой-либо объект, в его сознании заранее сущест-вует образ этого объекта, который он и воплощает в краске, камне или гли-не; он видит этот образ, так сказать, внутренним зрением, без чего он не-мог бы быть художником. Но ведь для египтянина иметь в сознании об-раз объекта значит видеть его Ка, видеть его внешним зрением; поэтому когда художник делает изображение, он просто-напросто оконтуривает Ка, обводит его, делает его видимым не только для себя, но и для других.

О том же свидетельствует и египетская интерпретация возникновения Ка. Поскольку человек создаётся богом, богом же создаётся и его Ка. На нескольких храмовых рельефах Нового царства показано, как бог Hnmw (=Хнум) лепит на гончарном круге младенца-царя и его точ-ную копию - Ка. Ка царя, таким образом, рождается одновременно с самим царём, т.е. существует до того, как делаются первые изображения царя. Изображение, следовательно, Ка не создает. Правда, это фикси-руется только новоегипетскими памятниками и только по отношению к царю, однако несомненно, что такое представление относится и к простым людям, так как для описания сущности царя (за исключением нескольких специфических царских атрибутов) использовались категории, которыми описывался человек; что же касается возможности реинтерпретации пред-ставления о возникновении Ка в новоегипетское время, то она, конечно, вполне вероятна, но только в области внешней, формальной, суть же - рождение Ка вместе с оригиналом - была слишком основополагающей, чтобы значительно изменяться. Таким образом, мы можем с большой до-лей уверенности говорить, что и в Старом царстве считалось, что Ка рож-дается с человеком, до изготовления изображений.

Факты эти достаточно красноречивы, однако культовая практика как будто свидетельствует о противоположном. Действительно, если бы Ка существовал сам по себе, вне зависимости от изображений, была бы со-вершенно бессмысленна дорогостоящая практика создания культовых по-мещений с изображениями, поглощавшая очень значительную часть ма-териальных и человеческих ресурсов страны. Таким образом, мы подошли к очередному противоречию. Не сомневаясь в том, что Ка был для егип-тянина объективным свойством мира, мы не можем решить, был ли он не-зависим или зависим от практической деятельности людей, было ли его существование прирождённым или создаваемым свойством человека. Ду-мается, что вопрос этот нельзя решать, не учитывая, что таким же Двой-ником, как Ка, является Имя.

Раньше мы говорили, что Двойник несомненно существует, если име-ется изображение 'оригинала', теперь же можно добавить, что он также несомненно существует, если имеется его Имя. Назвать Имя человека, точно так же как и сделать его изображение, значит сказать, что у него есть Двойник. В таком случае, если всякое упоминание Имени есть кон-статация существования Двойника его носителя, было бы очень важно установить, когда же впервые называлось имя человека.

Интереснейшее свидетельство об этом даёт папирус Весткар, автор которого, хотя и живший в эпоху Среднего царства, был хорошо знаком со староегипетской действительностью. В заключительной сказке цикла Весткар повествуется о том, что божества пришли в дом жреца Солнца RA(w)-wsr(.w), чтобы помочь родам его жены Rdd.t, которая должна была родить будущих царей Египта. Имена им даёт богиня Jz.t (= Исида), причём происходит это в процессе родов, ещё до появления младенца на свет, и похоже, что именно называние имени приводит к тому, что младенец 'выскальзывает к ней на руки'. Таким образом, совершенно одновременно создаются и 'оригинал' - младенец, и его Двойник - Имя. Характерно, что при этом присутствует и бог Hnmw (= Хнум), который на новоегипетских храмовых рельефах выступает как создатель младенца-царя и его Ка. Хотя на этот факт многократно обращали вни-мание, никто как будто не ставил его в связь с первым упоминанием имени (т.е. с созданием Имени).

Едва ли на самом деле имя ребенку давали во время его рождения, в процессе родов, как об этом говорит папирус Весткар, хотя возможно, что такая практика и существовала в силу сакрализации этого процесса (во всяком случае, по отношению к царю); для нас важно, что теорети-чески это должно было происходить так. В таком случае противоречие, к которому мы пришли, снимается: Двойник не создается изображениями, художник только фиксирует его, но он существует не извечно, не неза-висимо - его действительно создают, но не при помощи изображений, а благодаря называнию имени. Двойник создаётся, таким образом, не как Ка, а как Имя.

Разумеется, просто назвать имя мало - нужно, чтобы его называло божество. Об этом недвусмысленно говорит текст первой половины (?) Старого царства, но дошедший до нас с большими лакунами в поздней записи, известный как 'Мемфисский теологический трактат'. Согласно 'Трактату', весь мир создан богом Pth (= Птахом) путём называния вслух вещей, т.е. путём давания им Имен. Сущность этого представления была понята уже одним из первых исследователей текста, Г. Масперо, который изложил своё понимание следующим образом: 'Согласно нашему автору, всякое творческое действие должно исходить от сердца и от языка - произнесённое про себя обдумывается (kAAt), а затем выражается в словах (wD mdw). Высказано твёрдое убеждение в силе этого "внутрен-него слова" и в необходимости повторения или объяснения (wHm) языком того, что сформулировано в сердце и выражено в словах (md.t Tn). Иначе говоря, звук, облечённый в слово, обладает высшим могуществом. Вещи и существа, названные про себя (kAAt), существуют только в потенции: чтобы они существовали в действительности, их надо произнести (wD mdw), назвать их Имена (mAT rn). Ничто не существует, не получив пред-варительно своего названия, произнесённого громко'. К сожалению, Г. Масперо, знавший о Ка больше всех своих современников, не понял, что речь идёт о создании Двойников, т.е. в конечном счёте Ка, и этот аспект текста остался незамеченным. Между тем в 'Трактате' сказано (сткк. 56-58): 'Девятка (богов) породила зрение глаз, слух ушей, дыха-ние носа, (чтобы) они сообщали Сердцу. Оно (= Сердце) есть то, что даёт выходить всякому знанию, язык же повторяет задуманное Сердцем. Так были созданы kAw(u) Hms.wt, созданы вся пища и вся еда посредст-вом этой речи (что задумана Сердцем и вышла через язык)'. Творение мира путём называния Имён оказывается одновременно творением Ка.

'Мемфисский трактат' стоит у истоков традиции, объясняющей тво-рение мира называнием Имён всего сущего в этом мире. Тысячу двести лет спустя уже фиванские жрецы, описывая своего бога Jmn ( = Амона) как верховного бога страны, т.е. ставя его на место староегипетского PtH (= Птаха), писали (Лейденский папирус ? 1350, V, 17): 'Ка его - всё сущее, находящееся во рту его (т. е.: называемое им)'. Ещё лет через девятьсот после этого в 'Книге низвержения aAрр (= Апопа)' от имени бога Ra(w) (= Pa) было сказано (папирус Бремнер-Ринд, 26.21-22): 'Я тот, кто воссуществовал как (бог) xprj (= Хепри). Воссуществовал я, и воссуществовало сущее. Воссуществовало всё сущее после того, как воссуществовал я, (и) многие существа вышли изо рта моего (т. е.: их Имена были названы мной)'. Подобные указания существуют и во многих других текстах разного времени, свидетельствующих, что тради-ция 'Мемфисского трактата' играла значительную роль до конца египет-ской истории и что представление творении мира путем называния Имён всего сущего было распространено в египетской теологии. Путь дальнейшего развития этого представления ведёт к учению о Логосе Филона Александрийского, а через него к начальным словам Евангелия от Иоанна (1.1-1,3): 'Вначале было слово, и слово было у бога, и слово было бог. Оно было вначале у бога. Всё через него начало быть, что начало быть'.

Вернёмся, однако, к представлению о Ка, об изображениях и о 'заг-робном мире'. Всё сущее существует только потому, что богом было наз-вано его Имя. Из этого несомненно следует, что всё сущее имеет Имя, т.е. Двойника, это непременное условие его существования. Другое дело - 'загробный мир'. Человек умирает и, следовательно, своим су-ществованием перестаёт подтверждать существование Двойника. Память о человеке, правда, говорит, что Двойник его всё еще существует, и тем самым позволяет мыслить 'загробный мир' как мир-Двойник. Для того чтобы сделать жизнь Двойника надежной, вечной, его следует зафикси-ровать путём записи имени и создания изображений, что и делалось в гробницах. Разумеется, это лишь дублирование, подтверждение акта первоначального божественного творения, однако повторение непростое. 'Загробный мир' не просто копия земного, он имеет ряд существенных отличий, что позволяет говорить о его корректировании при помощи изображений.

Мы постоянно подчёркивали, что мир-Двойник представляет собой копию земного мира, причём точную даже в мелочах. Однако сама воз-можность фиксации мира-Двойника человеком таит в себе и возможность сделать его лучше, чем 'оригинал', внести в него определённые коррек-тивы. Впервые наличие такого субъективного элемента в объективном отражении действительности гробничными изображениями отметил О. Д. Берлев.

Искажения действительности могут быть двух видов: 1) создание чего-либо не существующего на самом деле, но полезного, делающего 'загробную жизнь' более надежной, удобной, и 2) ликвидация чего-либо на самом деле существующего, но неприятного, неудобного, опасного, вызывающего затруднения. Искажением первого рода является интер-претация оплаты труда художника как цены изображенных людей (т. е. их Двойников), установленная О. Д. Берлевым: на самом деле нельзя купить заупокойного жреца, но поскольку владение им на том свете было бы желательно с точки зрения надежности обеспечения 'загробной жизни', египтяне сознательно шли на создание подобной фикции. Важней-шим искажением второго рода является практически полное отсутствие упоминаний государственной службы, на которой всегда состоял хозяин гробницы. Именно служба давала большую часть его состояния, однако она была сложна, связана с выполнением тяжёлых и порой опасных заданий царя, отнимала много времени. Гораздо приятнее было создавать себе 'загробную жизнь' без всех этих неудобств. В гробницах изобра-жается не что иное, как хозяйство вельможи, полностью обеспечивающее все его потребности; ничто за пределами хозяйства было ему не нужно, поэтому оно не изображалось и соответственно не переносилось в 'загроб-ную жизнь'. Правда, в жизни право владеть этим хозяйством давала лишь государственная служба, но в изображениях от этой 'мелочи' от-казывались из-за создаваемых ею затруднений, желая в то же время получать приносимые ею блага.

'Загробный мир' Старого царства, мир-Двойник оказывается не точной копией мира земного, как полагал Г. Масперо: это только его фрагмент, причём несколько подправленный. Он сводится по существу к хозяйству владельца гробницы, оставляя за своими пределами всё остальное. Вель-можа стоит в центре этого мира, является главной его фигурой, всё в нем существует только для него (отдельные бытовые сцены из жизни принад-лежащих ему людей, вроде завтрака пастухов, не являются исклю-чениями - они входят в группу хозяйственных сцен, направленных на его обеспечение). К тому же если при жизни, будучи полновластным в своём хозяйстве, вельможа оставался в высшей степени подчинённым царской власти, то в мире-Двойнике он оказывался центром не просто хозяйства, но и всего мира, ограниченного рамками этого хозяйства.

'Загробная жизнь' в мире-Двойнике, таким образом, была доступна лишь тем, кто мог соорудить себе гробницу с изображениями, и их близ-ким, т.е. очень немногим, а также тем, кого хозяин, изображая их в своей гробнице, брал с собой в тот мир, чтобы пользоваться их трудом. Как правило, имена зависимых людей не записывались, т.е. хозяину был важен сам факт наличия рабочей силы, а не личность принадлежащего ему человека; только немногие удостаивались записи имени. Как раз отсутствие имён возле изображений, т.е. неопределённость изображен-ных, породила интереснейшую практику приписок. Человек, занимавший, определённые чиновничьи должности, но не имевший возможности соору-дить себе гробницу, приписывал своё имя рядом с изображением какого-нибудь работника в чужой гробнице. Приписки эти чётко выделяются качеством, которое гораздо ниже, чем у оригинальных надписей, и не-соответствием между титулами и выполняемой работой. Практика при-писок хорошо показывает, как египтянин, не имевший возможности создать свой мир-Двойник, готов был заниматься самой черной работой в мире-Двойнике другого человека, лишь бы быть причастным к этому миру.

Иногда люди, которые могли изготовить свой собственный памятник, пусть даже очень скромный, предпочитали вместо этого поместить своё изображение в какую-нибудь богатую гробницу. Причина подобных действий аналогична: не имея возможности создать сколько-нибудь обширный собственный мир-Двойник, человек предпочитал войти в чужой, пусть даже как лицо подчиненное. Особенно примечательна в этом от-ношении гробница номарха Pjpj-anx(.w) Hr(j)-jb в Меире: в ней находится ряд граффити людей, называющих себя его заупокойными жрецами; эти граффити явно не синхронны сооружению гробницы,- по крайней мере одно из них, принадлежащее некоему Ffj, судя по написанию имени, вполне могло, как считал К. Зете, относиться ко времени вплоть до XII дин., когда культ в гробнице номарха наверняка прекратился. Следовательно, эти люди явно не были на самом деле заупокойными жре-цами и приписывали себе эту должность, чтобы войти в мир-Двойник Pjpj-anx(.w) Hr(j)-jb.

Количество таких замкнутых 'мирков' соответствует, очевидно, ко-личеству гробниц. Возникает вопрос: были ли они связаны между собой, т.е. составляли ли они единый 'загробный мир', с которым мы сталкива-емся, имея дело с другими религиями, пусть даже дискретный по струк-туре? Г. Юнкер на основании наличия в дверном проеме масштабы xa(j).f-Hw(j).f-w(j) I изображения выходящих наружу хозяина и его матери, которая была похоронена в другой гробнице, полагал, что мёртвые (а мы можем теперь сказать: их Двойники) могли ходить по некрополю и навещать друг друга. Такая интерпретация, пусть даже основываю-щаяся на единичном факте, вполне вероятна, однако и подобная воз-можность связи между Двойниками объединяет лишь некоторые мирки и лишь в одном аспекте. Настоящего единства всех этих мирков нет, так как нет всеобщего фактора, объединяющего их собой,- нет системо-образующего фактора. Таким фактором могло бы быть существование бога мёртвых, правителя того света, однако представление о нем - Jz.t-jr.t (= Осирис) как царь мёртвых - появляется лишь в Среднем царстве.

Следовательно, складывается очень своеобразная картина. Мира мёртвых в том смысле, как мы привыкли его понимать, в религии Старого царства не было. Вместо этого существовал ряд мирков-Двойников, ряд несколько подкорректированных копий вельможеских хозяйств. Мысль о том, как соотносились между собой эти мирки, египтян, видимо, не интересовала. Действительно, создавая свой мирок, каждый мог вклю-чить в него Двойников тех людей, которых он желал видеть рядом с собой, что не требовало связи между его мирком и мирками тех людей.

Итак, мы рассмотрели староегипетские представления мировоззрен-ческого характера, связанные в основном с изобразительным оформле-нием гробниц. Оформление это, основной элемент которого - сцена трапезы - появился в начале династического периода, должно было усовершенствовать старинный обычай снабжения умершего реальными пищей и инвентарем. Появление в гробнице изображений, очевидно, и следует признать временем сложения концепции Ка или по крайней мере его завершающим этапом, ибо если бы изображение не связывалось каким-то образом с Двойником, оно было бы бессмысленным в культовом помещении. Это подтверждается и последующей преемственностью раз-вития системы гробничных изображений, которое шло без коренных переломов до конца Старого царства.

Вероятно, процесс возникновения категории Ка был на самом деле более разносторонним и комплексным и в нём участвовала интерпретация не только явлений памяти (например, возможность увидеть себя как бы со стороны в момент потери сознания или иной стрессовой ситуации). Однако мы пренебрегли этими возможностями, поскольку они не нашли отражения в памятниках, связь же Ка с изображениями и процессами памяти прослеживается четко. Впрочем, наша теория остается открытой для подобных дополнений, так как они не могут поколебать её основное положение о том, что Ка является образом человека, существующим в сознании воспринимающего субъекта и интерпретированным как само-стоятельное существо. Мысль о существовании Двойника породила очень своеобразные представления, лежащие в центре мировоззрения Старого царства. Двойник в представлении египтян живет в целом мире-Двойнике, с которым связывались надежды на будущую жизнь, однако это не был 'загробный мир', с которым мы сталкиваемся в других культурах. 'За-гробный мир' - это место, куда человек переходит после смерти, и поэ-тому, пока человек жив, он для него не существует (вернее, существует в виде абстрактной надежды попасть туда). Другое дело мир-Двойник: он существует с того момента, как создаются изображения в гробнице, т.е. ещё до смерти изображаемого. Таким образом, если мы хотим условно называть его 'загробным миром', это выражение следует брать в кавычки, равно как и слова 'загробная жизнь' по отношению к жизни Двойника.

Уже сам факт появления представления о Ка и начало практики гроб-ничных изображений не могли не оказать сильнейшего влияния на всю культуру, в том числе и на её аксиологию. Видимо, гипертрофированная роль представлений о 'загробной жизни', какой мы не встречаем за пре-делами Египта, в значительной степени была связана с особенностями этого представления. Действительно, 'загробный мир' можно было кон-струировать по своему желанию, изменять и улучшать его практически до бесконечности. Конечно же, эта возможность привлекала к проблемам жизни после смерти особое внимание, и, так как эта жизнь не была строго детерминированной, как, например, в христианстве, внимание это не было отвлечённым, абстрактным. Напротив, речь идёт о деле, с точки зрения египтянина, чисто практическом и потому актуальном - об улуч-шении будущей жизни; египтянин сам был её творцом, в своих руках держал своё будущее, почти вечное счастье. Поэтому 'загробный мир' совершенствовали на протяжении всей истории Египта, причем он по-стоянно расширялся - от копии вельможеского хозяйства в Старом царстве до копии государства с богом Jz.t-jr.t (= Осирисом) в роли царя в Среднем царстве и до Вселенной с её богами и чудовищами в более позднее время. Это расширение давало умершему всё новые и новые преимущества, вплоть до возможности пребывать в непосредственной близости от солнечного бога. Это расширение 'загробного мира' вело и к развитию этического элемента, которому не было места в староеги-петском 'загробном' мирке-хозяйстве, существующем лишь для его пол-новластного владыки, и который стал необходим (вплоть до представления о загробном суде) в 'загробной Вселенной' Нового царства, где потребо-валось регулирование отношений человека с человеком и человека с богом. Правда, оборотной стороной этого процесса было всё более зави-симое положение умершего в 'загробном мире': из хозяина пусть малень-кого, но зато своего и совершенно самостоятельного мирка он превра-щался в одного из многих 'подсудимых' Jz.t-jr.t (= Осириса). Это является несомненной сменой системы ценностей общества и ведёт к утрате бодрого и жизнерадостного староегипетского мировоззрения, где надежда на очень долгую и всем необходимым обеспеченную жизнь Ка не оставляла места даже для богов, и к появлению бесконечно сложно-го, но формального благочестия Позднего времени. Толчок же такому беспрецедентному по масштабам развитию дала заложенная в самом на-чале возможность 'совершенствования' мира-Двойника.

Казалось бы, существование сложного и достаточно универсального представления о Двойнике должно было полностью подавить более ар-хаичные и примитивные представления (например, о необходимости сохранения тела умершего). Этого, однако, не происходит, более того, имеют место прямо противоположные тенденции - так, расцвет практики мумификации приходится отнюдь не на начало египетской истории. Тем не менее процесс этот связан, видимо, с тем же, о чём уже было сказано выше: возможность усовершенствования 'загробной жизни' была всеоб-щей, а чем же еще может быть забота о теле, как не совершенствованием этой жизни, пусть даже противоречивым с самого начала.

Здесь следует учитывать, что, поскольку мир-Двойник не был все-объемлющим 'загробным миром', рядом с ним могли существовать другие подобные 'миры', только имеющие другую основу. Поэтому в представ-лениях египтян существовал и очень фантастичный (в противоположность предельно реалистичному миру-Двойнику) мир, который из-за его фан-тастичности нельзя было изобразить. Этот мир оказался связанным со старым представлением о сохранении тела умершего, что позволяет называть его 'миром трупа'. Начиная с конца Старого царства мир-Двойник и 'мир трупа' переплетаются, создавая очень противоречивую и сложную картину. Находит место в ней и практика мумификации - ведь важно было сохранить неизменным не просто тело, но лицо умершего, изготовить маску, т.е., в конце концов, создать изображение. Так, пер-вобытная по основе своей практика сохранения тела переплетается с в высшей степени отвлеченными представлениями о Двойнике. И если это переплетение выглядит с нашей точки зрения причудливым, это ещё не свидетельствует о неправильности предпринятой интерпретации фактов. Наши выводы во многом весьма отличаются от общепринятой точки зрения на проблему Ка (если только можно говорить о существовании такой общей точки зрения). Объяснить это следует тем, что мы исследо-вали представление о Ка в том виде, в каком оно проявляется в практике египетского заупокойного культа, в то время как обычно подходят к проблеме, отталкиваясь от письменных памятников, в которых даётся теоретическое понимание. Разумеется, как всякая теория отличается от практических выводов из неё, так и 'теория Ка' отличается от 'практики Ка'. Впрочем, отличия эти не так радикальны, как это может показаться на первый взгляд, а выводы, сделанные на основании проведенного в настоящей статье исследования 'практики Ка', служат на наш взгляд неплохой базой для изучения 'теории Ка'. Но это уже отдельная работа, до завершения которой ещё очень и очень далеко.